Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Строкин Валерий Витальевич родился 21.08.1968 г. в славном городе пряников, самоваров и оружия — Туле, в семье военного, посему в детстве довелось много путешествовать. Корни семья пустила в Белоруссии, в г. Бресте. Строкин В.В.отслужил в армии — милые сердцу Ватутинки, под Москвой и пос. Петровский, в Ростовском районе Ярославской области, после чего закончил университет в г. Новополоцке. Успел пожить в Испании и ныне обретается в г. Витебске. В 2005 г. стал членом ОО Союза Писателей Белоруссии, но это не означает что он признанный классик и профессионал.
Первые рассказы были опубликованы в 1997 г. в периодической печати в газете «Витьбичи». Позднее, Строкин В.В. неоднократно публиковался в газете «Вестник Культуры», в журнале «Порог» (Украина: «Проводник» «Белых ворон на заклание 2004 г.»), в журнале «Неман» (Беларусь: «Реквием по 25-му (Похоронка)», 2006 г. «Люби людей, даже если», 2008 г.).
отрывок из произведения:
... «Хочешь узнать, где рай — пройди сквозь ад», — говорил никогда не унывающий Соловей. В его словах полуправда. Ни он, ни я, так никогда и не узнали где находится рай думали — оставили на Родине... Зато побывали в аду Афгана. Сашка Соловьев там остался. Остался, разметанный по пыльной дороге на Кандагар, противопехотной миной. Я вернулся...
И вот, в похожем аду, остался мой брат. Брат! Братишка! Младший...
В этот не хочется верить. В это невозможно поверить — глупая ошибка. Я не хочу верить в смерть брата...
Улица, машины, люди: все расплывчатое, нереальное, искривленное, из-за слез стоящих в глазах. Проклятые слезы, проклятое время. Февральский снег скрипит под ногами, его скрип похож на хруст яблок. Брат любил... Он любил яблоки, черт возьми! Под окном его комнаты, в которую он никогда не вернется, растет яблоня...
Невидяще ищу вывеску. Фотоателье должно быть где-то рядом. Где? Вытираю глаза. В аду глаза превращаются в пропитанные солью сталагмиты. Сколько вас проросло в преисподней, за эту проклятую зиму, сколько прорастет?
Брат мой! Павел!
Глотая слезы, непрестанно твержу — он жив. Он жив! Ты не мог погибнуть, разве не так?
...Рано утром, старший брат Петр Ульянович Сухин, сорвавшись с работы, не успев предупредить жену, никому ничего не объяснив и не сказав, потому что никому ничего не хотелось говорить и объяснять, потому что, об Этом не хотелось думать, в Это не хотелось верить, лишь считать злой ошибкой, приехал в дом родителей...
Семья получила похоронку. Его младший брат — Павел Ульянович Сухин, 23 января сгорел в танке, в матерном городе Грозный, защищая интересы Родины и всего демократичного человечества. Интересы?
— Павлик сгорел... Живьем сгорел, в танке.
Он нашел всех в комнате брата. Она будет называться только комнатой Павлика.
Кричащая, рвущая сердце картина, в ней нет жизни, её унесла почтовая армейская открытка, заполненная сухими и безучастными словами. Открытка в протатуированном круглыми и треугольными печатями конверте...
Конверт лежал на полу, словно отравленный, никто не хотел прикасаться к нему, никто не хотел поднять. Отвратительный белый прямоугольник с расплывающимися строчками.
Он заглянул в глаза матери: сухие, опаленные, с застывшей, смертной тоской...
Когда заболел Тузик и отец, перекинув через плечо ружьишко, повел собаку в лес, он вспомнил: у пса были точно такие же глаза...
Мать смотрела на старшего сына и не видела. Молчала. Петр не представлял, что молчание может быть таким жутким и мучительным. Взгляд: безумный, ушедший внутрь себя. Что она видит?
Растерянно опустив руки, стоял отец. Короткие сильные пальцы сжимались в кулаки, так, что белели костяшки, вновь разжимались. Красные, слезливые глаза обречено уставились в окно. Что он видит?
За окном, ветер раскачивал голые ветви яблони. Ей столько же лет, сколько и Павлу. Она рассержена. При сильных порывах ветра стучит в окно, требует, чтоб и ей показали письмо. Она тоже не верит.
Петр поднял похоронку и едва расслышал голос матери: — «Этого не может быть. Всё неправда» Лишь сейчас, старший брат, заметил еще одного человека — Настеньку, невесту Павла. Она сидела в углу, на кровати брата, убранной серым солдатским одеялом. Девушка уткнулась лицом в колени: плечи, пушистая русая коса, светлые колечки волос на затылке, вздрагивали.
Проклятое, невыносимо давящее, сводящее с ума молчание, от обреченности случившегося...