Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Владимир Хлумов — астрофизик, профессор Московского университета и писатель-фантаст. Настоящее имя — Владимир Михайлович Липунов. Постоянный участник и председатель многих международных симпозиумов. Автор 4 монографий, 4 научно-популярных книг и более двухсот статей в российских и зарубежных периодических изданиях. Владимир Хлумов — автор книг «Старая дева Мария», «Книга писем», «Санаторий», инициатор создания сетевого литературного журнала «Русский переплет». А так же: автор пьес «Дети звезд» (1990), «Старая песня» (1996), «Ночной дозор» (1996), повестей «Листья московской осени» (1996), «Прелесть» (1998), «Чайка по имени Федор» (2000).
отрывок из произведения:
...Господин Зигмунд-маленький!
В свое время, Фрейд-взрослый написал известную статью о Достоевском. В ней основатель психоанализа с присущим только Вам умом и тактом дал психологический портрет личности человека основываясь в основном на литературном наследии писателя. Такая, по меньшей мере, смелая попытка вдохновила нас на написание своего психологического исследования, но уже не личности Достоевского, а именно личности самого психолога. Мы, конечно не претендуем на ту же глубину и будем нижеследующее называть психологическим этюдом. При этом будем пользоваться (как и Вы) исключительно текстом пациента.
Несколько слов о стиле. Есть такое расхожее мнение, что медперсонал психических клиник удивительно напоминает своих пациентов. Мы не хотели бы злоупотреблять этим правилом, но одна важная стилистическая особенность работы Зигмунда-взрослого просто бросается в глаза, и, честно говоря, настораживает. Это особая гипертрофированная уверенность в сказанном, то есть написанном. Такая уверенность вполне простительна в исследовании, например, математика, где с самого начала четко обусловлены (постулатами) границы применимости той или иной гипотезы и даже физика, где все гораздо сильнее разбавлено условностями физического эксперимента, статистическим шумом и академическими интригами. В науках же гораздо более неопределенных и неподкрепленных, а тем паче в обычной жизни дидактичность начинает смущать. Невольно вспоминаешь крайние примеры графоманов, шизофреников и преступников находящихся в состоянии аффекта. Вы пытались когда-нибудь возражать душевно больному человеку? И правильно. Нет, конечно, в нескольких местах Фрейд-взрослый употребляет слова «вероятно», «возможно» и «кажется». Но места эти, как правило, второстепенны и создается впечатление, что редкие семена сомнения умело посажены в текст с одной лишь целью — уверить читателя в бесспорности всего остального. Более того, дидактический, наукообразный, учительский тон, скорее всего скрывает какую то страшную внутреннюю проблему Зигмунда-взрослого, как моего пациента, столь дикую и мучительную, что пациент постоянно пытается «не дрогнуть» голосом, будто его тут же свяжут и отведут в темное место.
Итак , по порядку. Вначале Зигмунд-взрослый производит некую марксову классификацию Федор Михайловича:
«Многогранную личность Достоевского можно рассматривать с четырех сторон: как писателя, как невротика, как мыслителя-этика и как грешника».
То есть, опять приходит в голову математическая ухмылка — каким таким образом многогранник можно с четырех сторон рассмотреть? Только пирамиду и можно, но тогда получается, что вместо Федора Михайловича (Царство Небесное Хармсу) он собирается рассматривать некий пирамидальный предмет, да и еще не весь как выясниться далее, а лишь одну его единственную сторону. О чем говорит навязчивая геометричность (или как впервые выразился Достоевский, эвклидовость) сознания Зигмунда-взрослого как пациента? О двух вещах. Во-первых, он пытается заранее построить некую жесткую модель повествования, во-вторых, использование простейшего из всех возможных многогранников — пирамиды — обнажает главную установку работы — закопать (говоря современным Вам языком — упростить) Достоевского всеми доступными методами. Эта наша догадка получает поразительное подтверждение уже в первом абзаце рассматриваемой работы...
...Господин Зигмунд-маленький!
