Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Александр Лукин, автор нескольких книг о советских разведчиках, в годы войны был заместителем командира по разведке особого чекистского отряда, которым командовал Герой Советского Союза Д. Н. Медведев.
Поляновский Дмитрий Иоганович (1924-1970). Когда началась война, Дмитрий ушёл на фронт добровольцем. Был ранен и эвакуирован сначала в Свердловск, а потом в Новосибирск. В мае 1943 года вернулся в армию. Спустя год получил второе тяжёлое ранение. Осколки из лёгкого удалить было нельзя, и они временами давали себя знать до самой его смерти. Учился в Литинституте. Паустовский считал его замечательно талантливым писателем. Он написал несколько прекрасных рассказов, которых, однако, печатать не хотели. Жил в Ленинграде с конца 40х гг. Был женат, и у него был сын, о судьбе которого , к сожалению, ничего не неизвестно. Умер Дмитрий Иоганович скоропостижно от инфаркта в возрасте 46 лет, оставив осиротевших мать, жену и сына.
отрывок из произведения:
...Рыбаки из Николаева высадили в Одесском порту долговязого парня с худым лицом, опаленным за дорогу морским солнцем. По виду он одинаково походил и на крестьянина и на мастерового, приехавшего в Одессу на заработки. Старый, видавший виды пиджак сидел на нем мешковато. На голове топорщился мятый картуз. На ногах были тяжелые яловые сапоги, считавшиеся в те времена большой роскошью. В руке он держал скромный дорожный узелок.
Простившись с рыбаками, парень пошел через портовый двор.
Одесский порт лежал в развалинах. Ветер сдувал желтую пыль с разбитых пакгаузов. В обломках возились крысы.
Возле разрушенных эстакад чернели покинутые мертвые пароходы. Единственное живое судно в порту — низкий буксирный катер — огибало маяк, возвышавшийся на стрелке полукруглого мола. Вода закипала у его шершавых бортов, покрытых чешуею заплат, из трубы валил густой дегтярно-жирный дым. Сваи сожженных причалов, облизанные сначала огнем, потом волнами, блестели, как лаковые. На них пристроились несколько рыбаков-одиночек. Из прозрачной, отстоявшейся в гавани воды они выуживали головастых бычков.
Минуя ряды пустых лабазов, парень выбрался из порта. Широкая, белая, суживающаяся кверху Потемкинская лестница вывела его на Николаевский бульвар. Здесь начиналась другая Одесса — красивый, солнечный город. На фасадах его домов красовались лепные кариатиды и атланты, подпиравшие высокие балконы с витыми решетками. За бульваром жарко сияло море. Белым и розовым цветом распускались акации, отбрасывая на землю тонкую сетчатую тень.
Но какой лишней, безрадостной была вся эта красота!
Шагая по гулким плиточным тротуарам, приезжий разглядывал мутные потоки нечистот, вытекавшие из подворотен, гниющие остатки прошлогоднего листопада на мостовой, заколоченные витрины магазинов. Он искоса всматривался в лица прохожих и, хмуря прямые короткие брови, отворачивался, встречаясь взглядом с их угрюмыми голодными глазами. Часто попадались скорбные фигуры крестьян, сидевших где-нибудь на солнечном припеке. То были беженцы из пораженных засухой районов.
Была когда-то Одесса богатым городом. Но богатство давал ей порт, а не земля, окружавшая ее, — сухая, безводная степь. Интервенты разрушили порт, увели все мало-мальски пригодные суда, и голод воцарился в городе.
Приезжий ни у кого не спрашивал дорогу. На перекрестках он читал названия улиц, уверенно сворачивал и шел все дальше и дальше, пока не оказался в пустынных кварталах городской окраины.
Двухэтажный приземистый дом стоял в тихом немощеном тупике. Его нижние окна шли вровень с землей. На стенах сквозь отставшую штукатурку просвечивал ракушечник — «одесский» камень, из которого строили все дома в городе: и самые богатые и самые бедные.
Парень вошел во двор, шумный и грязный, каких много было на одесских окраинах. По сторонам тянулись похожие на бараки флигеля с множеством дверей. Над ними нависала открытая галерея, на которой суетились крикливые хозяйки, а между стойками болталось на веревках мокрое белье.
Приезжий, осматриваясь, только на мгновение задержался возле подворотни, но его сразу же окликнули. На скамейке около ворот сидели коротенький сморщенный старик с куцей бородкой, одетый в черный сюртук и тусклый от старости котелок, и рыжий мордастый парень в широченных клешах и голубой шелковой рубахе, закапанной жиром на груди...
...Рыбаки из Николаева высадили в Одесском порту долговязого парня с худым лицом, опаленным за дорогу морским солнцем. По виду он одинаково походил и на крестьянина и на мастерового, приехавшего в Одессу на заработки. Старый, видавший виды пиджак сидел на нем мешковато. На голове топорщился мятый картуз. На ногах были тяжелые яловые сапоги, считавшиеся в те времена большой роскошью. В руке он держал скромный дорожный узелок.
