Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Великий Крестовый Поход продолжает свое победоносное шествие по Галактике, экспедиционные корабли бороздят космические просторы, Империум потихоньку обрастает бюрократами и налоговыми инспекторами. А Воитель Хорус, пребывая в зените своего могущества, терзается смутными сомнениями: за каким дьяволом его присутствие снова потребовалось на планете Давин, завоеванной шестьдесят лет назад!
Предательство… Это слово впервые прозвучало на Давине и жестоко ранило Хоруса. Но куда более жестоко его ранил отравленный клинок – анафем.
Хоруса действительно послали за дьяволом. Причем не одним. На хрупком мосту между жизнью и смертью состоялась его решающая битва с лживыми богами Хаоса.
Это был день, когда Хорус пал.
отрывок из произведения:
...Циклоп Магнус, Рогал Дорн, Леман Русс – в этих именах звучит сама история, эти имена создают историю. Взгляд скользнул дальше по списку: Коракс, Ночной Охотник, Ангрон… и так далее по летописи героизма и завоеваний, покорения миров во имя Императора, во имя непрерывно растущего Империума Человека.
При одном только мысленном перечислении имен голова кружилась от возбуждения.
Но самым великим было имя, стоявшее в первой строке списка. Хорус, Воитель.
Она слышала, что солдаты звали его Луперкаль – ласковое прозвище для любимого командира. Это имя было заслужено в сражениях: на Улланоре, на Убийце, на Шестьдесят Три Девятнадцать – чьи обитатели в своем невежестве называли свой мир Террой – и в тысячах других боев, сведения о которых она даже не стала закладывать в ячейки памяти, вживленные в мозг.
От мысли, что она находится неизмеримо далеко от обширных семейных поместий Каироса и вскоре ступит на борт «Духа мщения», чтобы запечатлеть живую историю, захватывало дух. Но она забралась так далеко не только ради констатации происходящих исторических событий – в душе она знала, что Хорус и есть ее история.
Она провела рукой по длинным иссиня-черным волосам, зачесанным наверх, как того требовала мода на Терре (вряд ли в этой дали кто-то оценит ее прическу), пробежала пальцами по гладкой оливковой коже. Черты лица были безукоризненны благодаря жизни в богатстве и усилиям ваятеля-косметиста, придавшего ее лицу выражение величия и достоинства, а еще чуточку популярного теперь равнодушия, выраженного в гордом изгибе губ.
Высокая и стройная, она сидела за секретером из кленового дерева, фамильной реликвией, которая, как утверждал отец, была подарена его прапрабабушке самим Императором после торжественного принятия присяги в Уралсс. Она постукивала по электронному блокноту золотым мнемопером, и чувствительный наконечник изгибался, реагируя на ее возбуждение. По мере того как органические кристаллы стержня улавливали мысленные сигналы лобных долей мозга, на слегка светящейся поверхности блокнота появлялись отдельные слова.
Крестовый Поход… Герой… Спаситель… Разрушитель.
Она усмехнулась и щелчком ухоженных пальцев стерла все написанное. Поверхность снова стала идеально гладкой, и она начала писать, выводя пером четкие наклонные буквы.
С великой радостью и подлинным почтением я, Петронелла Вивар, палатина мажориа Дома Карпинус, пишу эти строки. Почти целый год я лечу с Терры, подвергаясь всевозможным мучениям и неудобствам… Петронелла нахмурилась и быстро стерла все написанное, рассердившись на себя за подражание неестественно восторженному стилю, который так раздражал ее в трудах летописцев, присылаемых с передовых позиций Великого Похода.
Особенно злили тексты Зиндерманна, хотя в последнее время его донесения стали редкими и краткими. Дион Фрастер создал довольно сносную симфонию – достаточно хорошую, чтобы день или два наслаждаться музыкой в избранных танцевальных залах Терры, но не более того. Пейзажи Келанта Роджета казались бы совершенно живыми, если бы не слишком размашистые мазки, которые она считала непозволительно небрежными.
Несколько хороших стихов написал Игнаций Каркази, но его восприятие всегда казалось ей слишком недоброжелательным для такой удивительной миссии (особенно поэма «Кровопролитие из-за недопонимания»), и она часто спрашивала себя, почему Воитель позволил ему написать эти строки. Иногда ей казалось, что подтекст произведения ускользнул от Хоруса, но затем она посмеялась над самой мыслью, что что-то могло пройти мимо внимания Воителя.
Внезапно она откинулась на спинку кресла и положила мнемоперо на подставку, изображающую Реку Забвения, – неожиданное сомнение спутало мысли. Она так критично относится ко всем летописцам и все же жаждет помериться с ними силами...