Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Марк Яковлевич Азов ( Айзенштадт ) — писатель (драматург, прозаик, поэт, сценарист) сатирик и юморист, автор произведений для Аркадия Райкина (в том числе, наиболее популярные: «Коликчество – какчество», «Пирикур»). Басни с прописными моралями («Медведь сел на ежа» и др., вошедшие в книжки «Точки над i» и «Плоский купол» – совместно с В.Тихвинским). Пьесы — в театрах Москвы, Санкт-Петербурга, других городов бывшего СССР и за рубежом. Сценарии фильмов (в том числе последний фильм Марка Донского). На стихи М.Азова – писались песни композиторов М.Дунаевского, А.Флярковского, А.Журбина и др. Основные произведения — не только юмор и сатира, а также рассказы о войне, лирико–философская и фантастическая проза, сказки, притчи и пьеса «Весенний царь черноголовых» — вошли в книгу «Галактика в брикетах», изданную в Израиле. В периодической русскоязычной печати Израиля публикуются рассказы цикла «Рабинович жил, Рабинович жив, Рабинович будет жить», в журнале «Галилея» — иронические воспоминания-повесть «Ицик Шрайбер в стране большевиков». Историко-фантастическая проза в «Иерусалимском журнале».
Марк Азов — член союзов писателей России и Израиля, председатель северного (Галилейского) отделения Союза русскоязычных писателей Израиля, руководитель литературного объединения «Галилея», главный редактор журнала «Галилея», автор и актер театра «Галилея» в Назарет Илите, Израиль.
отрывок из произведения:
... «Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.»
( А.С. Пушкин)
Я, как и вы, был уверен, что Пушкин все это выдумал. Но оказалось, что серафимы в пустыне являются не только Пушкиным. Мне там встретился сам Бог. Ей Богу, не вру.
Правда, жаждой я томился не духовной, и моя «полуторка» — тоже: пар ударил из радиатора, когда я открыл пробку. Надо бы залить воды. Да только сухие поющие пески Каракумов вокруг, и солнца жидкий шар скатывался за линию горизонта, обещая прохладу ночи – и это все.
Я бросил бы бесполезное железо и пошел пешком. Но вы бы видели мои ноги в ботинках с обмотками. Портянки пришлось бы отрывать с окровавленными лоскутами кожи, если разуваться, а всем остальным своим существом я чувствовал приближение приступа тропической малярии. Холод бил меня, я скрежетал зубами и маялся, как зеленый нетопырь, вылезающий из могилы. Термометр в этих случаях зашкаливал за 42. В санчасти мне давали хинин, лошадиную дозу. Я заворачивал горчайший порошок в газету «Правда Востока» —солдатские желудки переваривали газеты запросто. Говорят, там на Западе, в окопах, все, как рукой снимет… Но я еще здесь, и ни хинина, ни газет. А ночь, не заставила ждать, упала на остывающие пески. В пустыне она холодней покойника.. Я натянул на подбородок гимнастерку «ха-бе бе-у» и свернулся в кабине бубликом. Думаю, и грузовичок потряхивало, так я вибрировал при моей лихорадке…А вокруг собрались шакалы. Мне только их не хватало. Но, видимо, и шакалам жилось не сладко: они пели и лаяли, жалуясь на судьбу. Что было в этом шакальем лае-вое? То ли бессильная злость: железная дверца шакалам не по зубам; то ли досада и нетерпение: шакалы питаются мертвечиной, а я еще не совсем дошел.. Но пустыня на то и пустыня, чтобы ждать чего-то…Вот мы и дождались рассвета. Шакалы исчезли, словно их отключили, как в кино.
Солнце на этот раз взлетело без промедления и ожгло железо, а у меня, казалось, мозги высыпаются из черепа от малярийной тряски.
Я до сих пор был бессовестно молод, понятия не имел о том, что жизнь конечна. Разве что, теоретически. Но сейчас до меня стало доходить: вот так же, как валяется верблюжий череп, отполированный песком, так и мой будет здесь валяться. А на чью помощь я мог рассчитывать? При своем атеистическом воспитании, я ни в кого и ни во что не верил, кроме черной кошки, спотыкания на правую ногу, попа и бабы с пустыми ведрами. Но тут, вдруг, вспомнил о Боге.
И он пришел. Сел поближе к кузову, в хилой тени. На голове у него была громадная туркменская шапка в четыре раза больше головы. Но так же похож на туркмена, как я на былинного богатыря. В проволочных очках, в шинели с оторванным хлястиком, несмотря на жару, и в солдатских ботинках, таких же, как у меня. Не то дезертир, не то беглый еще откуда-то...
... «Духовной жаждою томим,
