Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Акрам Айлисли пришел в литературу в 60-е годы. Пришел со своим стилем, своей темой, своими героями, которых не знала до него азербайджанская проза. Его трилогия «Люди и деревья», в которой устами ребенка рассказано о войне и послевоенной деревне, была удостоена премии имени 50-летия ВЛКСМ и принесла автору всесоюзную известность.
Герои лирической прозы А.Айлисли — колхозники либо студенты преподаватели, редакционные работники, молодые рабочие, так или иначе связанные с деревней, — горожане в первом поколении. А.Айлисли верен своей теме — внутренний духовный мир героя, его соответствие высокому назначению — быть Человеком на земле.
Имя Айлисли широко известно и за рубежами нашей страны: в Венгрии, ФРГ, Франции и других странах.
отрывок из произведения:
...Если бы Рустам не настаивал, на девичник в невестин дом тоже, наверное, пригласили бы зурначей. Но Рустам-киши твердо стоял на своем.
— Я такого бесстыдства не допущу, — сказал он. — Или приглашаем Вели, или никого. Ведь мы же соседи, как я ему в глаза смотреть буду?
Вечером накануне свадьбы Рустам подошел к ограде, отделявшей его двор от двора Вели.
— Добрый вечер, сосед! — сказал он. — Завтра ведь свадьба, знаешь? Давай налаживай свой тар, играть у нас будешь.
Еще бы Вели не знал про свадьбу! Он не только про свадьбу знал, знал он и про разговоры, которые уже несколько дней ведутся в доме Рустама-киши, и прекрасно понимал, что на завтрашний той его приглашают исключительно из вежливости. И все-таки не смог отказаться.
— Тар у меня в порядке, — сказал Вели. И сразу где-то рядом, близко-близко, вроде у него в голове, что-то тихонько тренькнуло, издавая стон, словно тронули струны тара.
Вели хотел было послать мальчишку за барабанщиком Мухаммедом разучить парочку мелодий, но сразу же отказался от этой мысли: зачем, настоящий праздник состоится в жениховом доме, а туда его никто не приглашает. И потом, если они сейчас заиграют, у Рустама опять пойдет спор про музыкантов, а Вели легче помереть, чем представить себе, что снова пойдут эти разговоры.
Вечером, когда стемнело, в дом жениха приехали зурначи — их привезли из райцентра. И сразу на том краю деревни вдруг началось такое, что, слушая надрывный вой и рев, Вели только диву давался: или люди совсем посходили с ума, или он, старый тарист, понятия не имеет о музыке.
Но зурначи вскорости умолкли, потому что это был еще не той, а как бы уведомление о завтрашнем тое; поиграй они чуть подольше, набежали бы ребята со всей деревни, попробуй разгони их потом… Вели осторожно высунул голову из-за ограды, поглядел — двор жениха залит электрическим светом, и горько ему стало от мысли, что развешанные на деревьях лампочки будут гореть до утра.
Старик подумал, что, будь, он мальчишкой, тотчас перемахнул бы через забор, влез на дерево, поглядел бы, как готовятся к свадьбе, а главное, собственными ушами послушал бы, что они там толкуют про музыкантов. Но ничего не поделаешь, он не мальчишка. Вели тихонько отворил калитку, прошел вниз по улице и устроился в кустах возле речки… Журчала вода. Где-то куковала кукушка. Иногда налетал ветерок, и листья негромко шелестели… Укромное это местечко Вели облюбовал уже давно, сразу, как в Бузбулаке пошла мода приглашать на свадьбу зурначей. Вели приходил сюда всякий раз, когда тяжко было на душе. Сидел и слушал, как журчит вода, как шелестят на деревьях листья, как кукует кукушка… Прислушиваясь к этим звукам, Вели тихонько раскачивался, глаза у него начинали слипаться, дремота охватывала его, и сквозь дрему доносились до него чуть слышные переборы тара. Звук этот был тихий, едва уловимый, и шел он непонятно откуда; может, скрыт был в журчании воды, может, в шелесте листьев, но звучал, звучал невидимый тар, он всегда звучал в Бузбулаке. Подремывая на берегу реки, Вели непременно начинал размышлять о том, почему такое происходит, и всякий раз приходил к одному и тому же выводу.
Бузбулак не может быть без тара, голос тара неотделим от деревни, как птичий гомон, как голоса людей, как журчание воды в арыках. Иногда Вели приходило в голову, что, если бы тар замолк, вдоль бузбулакских арыков не цвели бы так пышно фиалки, не была бы такой изумрудной трава, вода не была бы прозрачной… Музыка, звуки тара пронизывали память Вели. Ровный и чистый свет, с утра до вечера заливавший склон за их домом, — был голос тара, а мальчик по имени Вели пас ягнят на зеленом склоне. Самые красивые, самые яркие в мире облака клубились на небе тогда, когда мальчик по имени Вели слушал игру тариста; голос тара до облаков вздымал его деревянного коня, скачки по багряным облакам — это тоже был голос тара… А пока мальчик носился по деревне на своем деревянном скакуне, отец его ходил с таром по свадьбам и празднествам; он приносил Вели ногул и другие вкусные вещи, и потому голос тара означал еще и ногул и другие вкусные вещи…
...Если бы Рустам не настаивал, на девичник в невестин дом тоже, наверное, пригласили бы зурначей. Но Рустам-киши твердо стоял на своем.
