Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Андреев Николай Юрьевич. Родился 21 июля 1990 года в Воронеже, прожил двенадцать лет в Богучаре.
В данный момент — студент юридического факультета Воронежского государственного университета.
Публиковаться начал с 2008 года: в изд-ве «Лениздат» вышел роман «И маги могут быть королями». В 2009 году в издательстве «Яуза» вышли два романа: «За Русь святую!» и «Гром победы, раздавайся» — соответственно первая и вторая части цикла «Рыцари Белой мечты».
отрывок из произведения:
... «Оранжево-алое солнце, как и сотни тысяч раз до того, спускалось к горизонту: ведь и светилу надо отдохнуть, поспать, подарив миру столь прекрасную и таинственную ночь. Облачка, да что — облачка? Всё вокруг окрасилось в потрясающе прекрасные, упоительно-загадочные красные, бордовые, розовые и алые тона, даря наслаждение любому, кто смог бы оценить красоту заката.
Лишь только Засека не покраснела: она продолжала сверкать всеми оттенками жёлтого. Гигантская полупрозрачная стена, в незапамятные времена выросшая от моря и до моря и от земли до неба — Засека оставалась символом силы людской. И, в то же время, людской же слабости. Эта стена постоянно напоминала нам, что мы сами не можем защититься от той тьмы, что шла с севера, поглотив практически весь мир. За нею можно было увидеть изгаженные скверной долины, с пожухлой травой, с реками, что несли почерневшую воду. Сам воздух, вобравший в себя «ароматы» увядания и гниения, за Засекой был чёрен и ужасно вонюч. Там не росли настоящие деревья — только их жалкие, полумёртвые подобия, скрючившиеся, похожие на костяки трупов. Да, это было мерзко — но это не было самым ужасным, от чего защищала людей Засека. Там обитали самые мерзкие создания, которые только мог представить самый больной человеческий разум: то несуразно большие, то карликовые, искорёженные, изуродованные, они едва сохранили свой прежний вид.
Говорят, что это прежде были люди. Я, признаться, совсем в том не уверен. Мне попадали в руки трактаты, где величайшие умы пытались найти объяснения случившемуся (но, честно говоря, никто так и не сказал — а что же имен случилось?) в северных землях. Одни ссылались на «ошибку, самую печальную и самую ужасную ошибку за всю историю человечества», другие — на проклятье, на последствия неудачно использованного заклинания. В последнее мне верилось с трудом: я прекрасно знал, на что способна магия, а на что — нет. Всё-таки, как-никак, я был магом. Последним из магов, после меня уже никого не будет. С чего я так решил, спросите вы? Да всё просто, знаете ли: с ранней молодости (а она миновала, почитай, уже лет тридцать назад) до меня не долетало ни единого, самого фантастичного слуха о колдунах, волшебниках и прочей братии. Ни единого слуха, понимаете? И сколько я искал — всё было тщетно. К тому же, я совершенно не ощущаю близости людей, которые владели бы хотя бы отдалённо похожим на мой даром.
В мире больше не осталось магов, да и что, собственно, осталось от того мира? Узкая кромка побережья, ограждённого Засекой, да пара островов в Полночном океана — вот и весь мир, который не затронула та скверна, что двигалась с севера. Да, говорили, что кое-где, к северо-востоку и северо-западу, ещё держатся людские бастионы, ещё сражаются храбреца. Но, по-моему, враньё всё это: ну как, скажите на милость, люди могли выжить без защиты Засеки? Ведь та дрянь, с севера...Да мне даже не хочется говорить о ней: это самая тошнотворная вещь, мне известная. Она постепенно, по чуть-чуть, пробирается в человека и в природу, искажает её, портит, меняет. Проходит совсем немного времени — и вот уже целый город превращается в вертеп ужасов и страданий, а вскоре ничего не остаётся, кроме ...Да этому имя даже подобрать сложно: ни уродство, ни страх, ни извращение, ни гниль — ничего не может отразить суть того, происходит. Одно слово — скверна, в самом худшем смысле — ещё как-то может объяснить ту северную гадость...
Вы, опять же, можете спросить: откуда я это всё знаю? Нет ничего проще: мой дом располагается аккурат у Засеки. Каждое утро, пробуждаясь, я вижу это грандиозное зрелище, этот жидкий свет, попирающий сами небеса — и защищающий последний приют людской от северной напасти. Но вместе с Засекой я вижу и земли за нею, земли, которым уже никогда не стать прежними. Я вижу и тех монстров, что обретаются в тех местах. И ещё — я вижу, что станет с нами, если мы потеряем веру.
Да-да, веру: именно на ней держится Засека. Пока люди верят в свет, которым напитана наша защита от скверны, пока в их сердцах ещё осталось хоть чуть-чуть добра, пока они не забыли, что такое любовь, пока им понятно, что такое — честь и долг, пока...» В уютной комнатке, в которую через витражные окна проникал закатный свет, наступила тишина, загадочная, выжидательно-тягучая, нервная. Последний из магов, Лют, оторвался от хроники, за которую он так давно хотел сесть работать — и всё никак руки не доходили. Перо замерло на полпути меж чернильницей и листом желтоватого пергамента. Тёмно-синяя капелька, словно стесняясь, медленно-медленно потекла к кончику пера, а через миг пятно уже расплывалось по написанному тексту. И всё же Люту, обычно нервному, ненавидящему, когда труд (скольких усилий ему стоило писать если не с мастерством каллиграфа, то — хотя бы с тщанием!) пропадает зазря, — этому самому Люту вдруг стало не до жалкого пергамента. Последний из рода магов понял — или, скорее, почувствовал, догадался — что происходит что-то неладное. Невидимые струны Мироздания зазвенели, затренькали, разрываемые на части. Что-то явно творилось — и совсем рядом.
Лют поднялся из-за письменного стола, давным-давно сбитого им самим из неотесанных дубовых досок толщиной с палец, запахнулся в полы старенького, потёртого халата, — и открыл окошко. Открыл — и обмер. Засека, великая Засека, гигантская, столь фантастическая — и столь реальная — исчезала! Жидкий свет таял, пропадая, целые куски «стены» обратились в небытие, и за ними можно было с лёгкостью оглядеть земли, захваченные скверной. И — не только земли. Стаи монстров уже собирались у Засеки, чувствуя, что вот-вот она уже не будет мешать последнему броску к клочку непоражённого побережья...
... «Оранжево-алое солнце, как и сотни тысяч раз до того, спускалось к горизонту: ведь и светилу надо отдохнуть, поспать, подарив миру столь прекрасную и таинственную ночь. Облачка, да что — облачка? Всё вокруг окрасилось в потрясающе прекрасные, упоительно-загадочные красные, бордовые, розовые и алые тона, даря наслаждение любому, кто смог бы оценить красоту заката.
