Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Александр Николаевич Андрюхин — поэт, прозаик, журналист. Член Союза Писателей и Союза журналистов России. В 1976 году окончил Астраханское мореходное училище. Позднее, в 1994 году — Литературный институт им. Горького.
Как поэт заявил о себе в 1989 году, став победителем всероссийского турнира поэтов, проводимым издательством «Молодая Гвардия». Автор поэтических книг «Урок Ботаники», «Блужданье впотьмах», «Ветреная гостья», «Ночные огни» и других.
В середине 90-х о нём заговорили как о писателе ирреального жанра. Его рассказы разлетелись по всем миру. Благодаря этим рассказам, Андрюхин вошёл во многие мировые энциклопедии в качестве писателя фантаста.
Однако в России он больше известен как автор остросюжетных романов, основатель нового жанра нетрадиционного детектива. Его перу принадлежат бестселлеры «Соло для скрипки с Маргаритой», «Искушение Кассандры», «Награда Королевы Марго», «Коготки Галатеи», «Семя титана» и другие.
В Москве известен как журналист газеты «Известия», пишущий в жанре журналистского расследования. Именно после его скандальных публикаций о коррупции в правоохранительных органах на страницах газеты «Известия» в стране появилось выражение «Оборотни в погонах».
Андрюхин неоднократный лауреат различных литературных и журналистских премий, в том числе и национальной премии «Искра», которую он получил за расследование и публикацию дела под названием «Леди Макбет милицейского уезда».
отрывок из произведения:
...Сегодня понедельник, двадцать восьмое августа двухтысячного года. На часах половина одиннадцатого. За окном уже темно и видны звезды. Впервые в жизни я вижу за окном звезды. До этого в ночном стекле я замечал лишь свой унылый силуэт, склонившийся над настольной лампой. Но не об этом речь. Дело в том, что моя жалкая сущность впервые в жизни ощутила потребность в писании дневника. Если бы я не сгубил душу или сгубил её хотя бы наполовину, тогда бы я бросился на колени перед иконой просить о прощении грехов. Но я не настолько глуп, чтобы не понимать, что мои грехи не входят в категорию прощаемых.
Итак, «я не преследую цель оправдать себя ни перед Господом, ни перед людьми». Так я записал в дневнике. Второе: «Я не хотел бы, чтобы мои записки кто-нибудь прочел». Когда я почувствую, что мне приходит конец, я постараюсь их уничтожить. Третье: «Несмотря ни на что, я снова начал осознавать себя. Я как будто заново родился. Точнее, наконец проснулся!» Вот же черт!
Это случилось в ванной, когда я в одежде и обуви стоял под ледяным душем. Я отметил, что сегодня утром уже стоял под этим душем, но это был не я. Вернее, я наполовину. Точнее сказать, я полуспящий. И вот теперь пробудился. А до этого я чувствовал, как мне молотят по щекам. Я ещё подумал, что пробуждение в этом мире всегда происходит через какие-то шлепки.
Кстати, от кого-то я слышал, что чем полнее пробужден человек, тем он больше помнит из собственного детства. Толстой, к примеру, помнил, как его пеленали. Я же помню, как меня отпускали на Землю. Можете не верить. Это ровным счетом ничего не меняет ни во мне, ни в устройстве этого скучного мира.
Как сейчас, себя вижу в каком-то сумрачном, густо населенном месте. Не могу сказать, что это за место и кем оно было населено, но даю голову на отсечение, что оно существует и по сей день и что все, о чем я рассказываю, происходило до моего рождения. Наиболее характерные ощущения, оставшиеся в памяти, — тоска, безлюбовье и вечное отсутствие света. Сзади смутно вырисовывался темный барак, коридоры которого уходили глубоко вниз. Меня вызвал на поверхность какой-то старичок в холщовой рубахе, выпущенной поверх льняных портков. Он хмуро приблизился и как-то очень просто и буднично произнес:
— Собирайся, пойдешь на Землю.
— Кто? Я?
— Ну не я же.
— Вы это серьезно?
— Серьезнее некуда.
— Вот же черт! Учитель! Как я счастлив!
— Не поминай черта всуе!
— Вы отпускаете меня с миссией?
— Отпускаю в последний раз.
— А дальше?
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Значит, я доживу до старости?
— Если не убьют.
— Что вы такое говорите, учитель? Неужели там убивают?
— Случается. Иногда даже топорами.
«Как же там все беспросветно, — подумал я, но вскоре прогнал эту мысль прочь. — Пустяки! Любой беспросвет можно скрасить любовью…» И в ту же минуту из барака выпорхнула встревоженная девушка, той самой первозданной красоты, к которой всегда стремилась моя душа. Она ласково и трепетно обняла меня, и мою сущность обволокло сладкой истомой. Это была она. Но, боже мой, почему я об этом догадался только сейчас? Тогда бы моя жизнь не закончилась так глупо! Однако даже она не заронила во мне ни капли сомнения в необходимости командировки на Землю. Старик, отведя глаза, треснувшим голосом прошамкал:
— Она останется здесь. Учти. Ты будешь искать её и не найдешь, а похожие на неё будут приносить тебе только страдания… Страдания? Какой вздор! Страдания — выдумки непросветленных людей. К тому же физические страдания — это ничто по сравнению с вечными сумерками и безлюбовью… Однако, черт возьми! Кто так остервенело хлещет меня по щекам? Пришлось сделать усилие, чтобы поднять веки, и я почувствовал неимоверную тяжесть на сердце и бессмысленный шум в ушах. Я открыл глаза и сквозь туман увидел испуганную соседку, тормошившую меня за ворот. С ней было ещё двое: дядя Коля, старший по дому, и дворник (не знаю, как зовут). Окна и двери были открыты настежь. Шевелюру мою шевелил сквозняк.
— Ну, слава богу, ожил! — облегченно вздохнула соседка. — Мы думали, вам конец. Даже «скорую» вызвали.
— Что случилось, Марья Ивановна? — удивился я, с трудом отлепляя чугунную башку от мягкой спинки кресла.
— Это вас нужно спросить, что случилось! — ответила Марья Ивановна сердито. — Вы чуть не взорвали весь дом. Ладно вот Николай Петрович сразу почувствовал запах газа. Ему скажите спасибо! Это просто чудо, что ваша дверь оказалась не запертой. А то мы уже приготовились ломать. А если бы кто-нибудь зашел с сигаретой в подъезд?! Все — кранты! Разнесло бы к чертовой матери, как в Бийске. Как же вы так, Саша? От вас вроде не пахнет.
Пришлось сделать изумленные глаза и кинуть взор на газовую плиту. Голова продолжала гудеть.
— Извините, Марья Ивановна. Я только что приехал из командировки. Не думайте, что я пьян. Я просто устал как собака. Поставил на плиту кофеварку и сам не помню, как отрубился…
Убежавший кофе, заливший конфорку, красноречиво свидетельствовал об искренности моих слов...