Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Весьма живое повествование с очень динамичным и оригинальным сюжетом. Большая удача: героиня, чей физический недостаток — практически полная глухота — придает сюжету определенную прелесть и интригующую неповторимость.
Вышел в Англии в 1955 году.
отрывок из произведения:
...Галерея была хорошо освещена, на взгляд Полины Пейн, даже слишком хорошо. В некотором полумраке многие картины смотрелись бы лучше. А мисс Пейн была дама неглупая, о чем свидетельствовал весь ее облик. В свои пятьдесят семь лет она одевалась так, как, на ее взгляд, требовал и возраст и положение. Ее крепко сбитую фигуру удобно облегал плотный темно-серый твидовый костюм в белую крапинку, который дополняли туфли со шнурками и темно-серая фетровая шляпа с простой черной лентой. Такую женщину менее всего ожидаешь увидеть на одной из тех маленьких зимних выставок, где демонстрируются картины скорее ради эпатажа публики, нежели с целью продажи, — разве что художник внезапно окажется знаменитым, и тогда критики примутся его бурно хвалить, ругать и горячо спорить друг с дружкой, а миллионеры — перебивать друг у друга цену.
Мисс Пейн привело сюда отнюдь не увлечение подобного рода живописью. Но если кто-то написал и выставил ваш портрет, поневоле придется сходить посмотреть, как он смотрится на экспозиции. Мисс Пейн показалось, что на выставке портрет выглядит куда лучше, чем в студии: это гордое имя молодой художник Дэвид Морей присвоил мансарде ее дома — неопрятному помещению, где он готовил какие-то зловонные смеси и спал прямо на сетке железной кровати, которая была ему коротка. Мисс Пейн стояла перед портретом, радуясь двум фактам. Во-первых, на картине отсутствовало ее имя. Он назывался не «Портрет леди» или даже «Портрет квартирной хозяйки» — что больше соответствовало бы действительности, — а просто «Слушающая». Мисс Пейн хорошо понимала, что имел в виду Дэвид: взгляд и поворот головы. Ее это задело — сама она думала, что никто не замечает, как она напряженно и безуспешно вслушивается. Во-вторых, ее радовала надпись:
«Продано». Полина Пейн не могла понять, кому и зачем понадобился ее портрет. Даже в молодости она считала свою внешность не более чем приятной. Мисс Пейн надеялась, что не стала безобразной и в пятьдесят семь лет, но не могла и вообразить причину, по которой кому-то захотелось повесить на стену ее изображение, даже учитывая лестный отзыв в «Художественном журнале».
Разумеется, Полина Пейн пришла на выставку не только и не столько из-за своего портрета. Сын ее кузины Хильды Гонт выставил в галерее две свои картины, и именно чувство семейного долга побудило мисс Пейн прийти посмотреть их, чтобы написать об этом Хильде. Если бы картины оказались и правда достойными, она бы непременно упомянула об этом в письме, но лгать не хотела, поскольку ложь, по ее глубоком убеждению, все равно наружу выйдет, да еще и принесет кучу неприятностей. Первая картина Уилфрида озадачила мисс Пейн — на ее взгляд, это было что-то вроде ребуса: разбитое каменное надгробие, выступающее из синеватой дымки, какие-то кости, похожие на человеческие, и аспидистра в ярко-розовом вагоне. Последняя, впрочем, изображена была очень точно — сама мисс Пейн не раз видела точно такие же растения в точно таких же розовых горшках. Возможно, стоит упомянуть, что аспидистра изображена с фотографической точностью, только это вряд ли удовлетворит материнское тщеславие Хильды.
Полина Пейн подошла ко второй картине Уилфрида.
Еще того хуже. Никаких ребусов — простое и откровенное безобразие. Мисс Пейн уселась перед ней — ноги прямо отваливались — и только теперь, с облегчением переведя дух, до конца осознала, до чего же это скверная работа.
Что же написать о ней Хильде? Ей пришло на ум единственное слово — «смелая». Тем не менее вставать Полина Пейн не собиралась — пусть ноги как следуют отдохнут. Чтобы не смотреть на возмутительное полотно, она окинула взглядом помещение. На банкетке слева сидел мужчина и изучал каталог. Почему-то ей показалось, что он сидит там уже довольно давно.
Еще один мужчина вошел в дверь в дальнем конце зала.
Он тоже держал каталог. Полина глядела, как он сверился с нужной страницей и остановился перед картиной, изображающей нечто вроде взрыва атомной бомбы. Имея превосходное зрение, она не могла себе представить, что это полотно может означать что-либо иное.
Вскоре внимание мужчины обратилось на изображение жуткой дамы — зеленоватой и, кажется, с переломанными костями, после чего он шагнул назад и сел на банкетку слева, на подобающем расстоянии от другого мужчины.
Полина отметила, что ей почему-то любопытно, достаточно ли сильное впечатление произвела на обоих джентльменов изувеченная леди, чтобы заставить их обменяться мнениями на этот счет. Если бы кто-нибудь сел теперь рядом с ней, то сама она едва ли удержалась бы от гневного монолога. Мисс Пейн наблюдала за двумя мужчинами, но если они и говорили, ей не было слышно ни единого слова. Она ничего бы не услышала, даже сидя с ними на одной скамье. Последним звуком, достигшим ушей Полины, был взрыв бомбы, обрушивший стены и потолок конторы ей на голову в 1941 году. В течение суток она была погребена под развалинами, а когда ее откопали, оказалось, что она оглохла навсегда. С присущим ей мужеством и усердием мисс Пейн научилась читать по губам, развила свои кулинарные таланты и получила место экономки в одной из деревенских школ. Перед самым концом войны умер ее дядя, Эмброуз Пейн — прямой и решительный старик, живший под девизом: «Говорю то, что думаю». За свою долгую и довольно унылую жизнь он высказал много нелицеприятных слов и сделал как минимум одно мужественное заявление — что дождется в Лондоне конца войны. Старик едва-едва не сдержал обещания — всего за неделю до прекращения боевых действий он скончался в большом старомодном доме, том же самом, где появился на свет. Эмброуз Пейн завещал дом вместе с остатками капитала своей племяннице Полине, которая вернулась в Лондон и немедленно сдала все комнаты, кроме двух на нижнем этаже, где поселилась сама...
...Галерея была хорошо освещена, на взгляд Полины Пейн, даже слишком хорошо. В некотором полумраке многие картины смотрелись бы лучше. А мисс Пейн была дама неглупая, о чем свидетельствовал весь ее облик. В свои пятьдесят семь лет она одевалась так, как, на ее взгляд, требовал и возраст и положение. Ее крепко сбитую фигуру удобно облегал плотный темно-серый твидовый костюм в белую крапинку, который дополняли туфли со шнурками и темно-серая фетровая шляпа с простой черной лентой. Такую женщину менее всего ожидаешь увидеть на одной из тех маленьких зимних выставок, где демонстрируются картины скорее ради эпатажа публики, нежели с целью продажи, — разве что художник внезапно окажется знаменитым, и тогда критики примутся его бурно хвалить, ругать и горячо спорить друг с дружкой, а миллионеры — перебивать друг у друга цену.
