Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Евгений Воробьев — автор известных романов «Высота», «Земля, до востребования», повестей «Капля крови», «Незабудка», «Сколько лет, сколько зим», многих сборников военных рассказов и очерков.
Спустя четверть века автор вернулся к своим старым друзьям верхолазам-монтажникам, людям романтической профессии, нередко связанной с риском и опасностью. Роман «Охота к перемене мест» населен вечными кочевниками. Сегодня они живут и трудятся на берегах Ангары.
А в Батумском порту еще слегка пахнет нефтью. Может, это от перламутровых лужиц на спокойной воде, а может, запах нефти доносится с той стороны гавани, где стоит под наливом танкер.
Обнажена ватерлиния, и борт неестественно высоко, даже уродливо, торчит из воды, танкер пуст.
«Сегодня пришвартовался», — определил Баграт.
Черный силуэт танкера был знаком, но прочитать надпись на носу не удавалось.
«Скорее всего, «Тимирязев». Или «Эльбрус». Одной серии, близнецы».
С малолетства околачивался Баграт в порту. Он нырял в жесткую зеленую глубину и правил шлюпкой еще до того, как научился грамоте. Он знал здесь не только пакгауз, где работал отец, он знал каждый причал, каждый кнехт, рым и плавучий буй.
Приходя домой, отец сбрасывал с себя рубаху из мешковины, насквозь пропитанную потом и побелевшую от соли. Сколько помнит Баграт, отец работал мушой, Вот бы сложить на берегу все мешки, бочки, тюки, ящики, кули и кипы, которые перетаскал за свою жизнь Ашот Григорян!
По двенадцати часов в день не снимал отец со спины куртан — деревянный горб на лямках. Отец не был сутулым, но всегда ходил, слегка наклонив корпус вперед, будто туловище его было навеки обречено противостоять страшной тяжести, лежащей на куртане.
Когда мушой стал юный Баграт, последний куртан уже лежал в кладовой порта, как музейная редкость. Муша разогнул спину.
Еще до войны с каждым годом в порту все громче раздавался скрип кранов, лебедок, транспортеров. Все неохотнее молодые парни нанимались грузчиками. А сейчас молодых и вовсе не увидишь. В артелях больше довоенных знакомых Баграта, тех, кто тянул одну лямку еще с отцом.
«Почти все портовые ребята чему-нибудь на фронте научились, — думал Баграт, греясь на камнях причала после купанья. Батумское солнце мгновенно высушило кожу и блестящий черный чуб. — Джанелидзе — радист в порту, разговаривает с пароходами. Губания водит автобус в Махинджаури. Подводник Петренко — водолаз порта. Саркисян — помощник механика на буксире. А меня ждет соленая рубаха, если только…» — Баграт обеспокоенно ощупал правое плечо.
Едва он успел натянуть латаные галифе и влезть в выцветшую гимнастерку, которую старшина выдал ему еще до штурма Кенигсберга, подошел Фотиади. Совершенно седая голова, черные сросшиеся брови, заходящие далеко на виски, и черные пышные усы придавали облику Фотиади что-то театральное. Совсем молодые и очень красивые глаза с темными веками. На нем серая блуза без пояса, из грубой холстины, такие же штаны, на ногах мягкие чувяки.
Фотиади уселся рядом, свесив ноги над водой, достал кисет, угостил Баграта, свернул самокрутку из желтого самсунского табака, нарезанного тонкими и длинными нитями, жадно затянулся и лишь после этого спросил:
— Ну, как насчет курсов?
— Нет, Ставро. Куда мне за учебники?
— Хочешь прожить без механики?
— Три месяца за партой… Не осилю я… — Зато будешь машинистом крана. Первый человек в порту!
— Куда мне… Пойду к вам в артель.
— А плечо?
— Я теперь левша…
Фотиади нахмурился. Лохматые черные брови сошлись в одну линию — от виска до виска. Он оглядел Баграта, его мощные плечи, покачал головой и, ни слова не говоря, пошел по причалу.
Баграт поглядел вслед Фотиади, потрогал плечо — не болит.
Кажется, пора и в самом деле браться за работу. Мать ничем не попрекает, по по всему видно, что и она не одобряет его безделья. Агати тоже не спросила, когда и где начнет работу, но чувствовал — и она обеспокоена его затянувшимся бездельем...
...Нигде море не пахнет так сильно, как в порту.
