Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Дадзай Осаму, пожалуй, одна из самых трагических фигур в японской литературе XX века. Его трудно отнести к определенному литературному направлению. Многие называют его классиком «романа о себе» («ватакуси-сесэцу»), другие говорят о близости к романтизму, но при том, что и то и другое, несомненно, присутствует в его творчестве, прозу Дадзая Осаму трудно вместить в узкие рамки одного жанра.
Большая часть произведений Дадзая Осаму на русский язык ранее не переводилась.
отрывок из произведения:
...Под вечер, истерзанный мыслями о будущем, содрогаясь от ужаса и отчаяния, я выхожу из своей квартиры и, волоча за собой трость, бреду по направлению к парку Уэно. Стоит сентябрь, конец сентября. Мое белое домашнее кимоно не соответствует сезону, и я остро ощущаю себя нелепым белым пятном, разрывающим ночной мрак. От этого становится еще тоскливее, еще более постылой представляется жизнь.
Бесстыдный ветер, сминающий и разглаживающий воду в пруду, обдает теплом и приносит запах грязи; отцветшие лотосы, сгнивая, превращаются в ужасающие, уродливые трупы; люди в поисках вечерней прохлады движутся сплошным потоком —тупые и темные изнуренные лица. Кажется, что наступил конец света.
Вот и вокзал Уэно, его принято считать лучшим на Востоке. Здесь снуют бесконечные черные толпы. Толпы неудачников. Да, неудачников, в этом я уверен. Недаром вокзал называют дьявольскими воротами. Через них жители деревень вступают в город, он поглощает их, рвет на части, а потом, кутая в лохмотья искалеченную плоть, они снова проходят через эти ворота и возвращаются в деревню. Все это известно заранее. Сидя на скамье в зале ожидания, смотрю на них, усмехаясь. Всякие предостережения тщетны. Да разве не предупреждали их о том, что бессмысленно рассчитывать на успех в Токио? И вот совершенно потерявшие рассудок парни и девушки, почтенные отцы семейств бездумно сидят на скамьях и, тупо тараща мутные глаза, вглядываются — но во что? Быть может, пытаются уловить прекрасные цветы, возникающие из воздуха? Предо мной — словно в калейдоскопе — лица, лица, незамысловатые картины чужих судеб и поражений.
Поднимаюсь и спешу прочь из зала ожидания. Иду к входу на перрон. К платформе только что подошел семичасовой скорый, и черные муравьи, суетясь и толкая друг друга, стремглав несутся вперед, схватываясь в смертельной схватке. В руках у них — чемоданы. Кое у кого — корзины. О, а вот и мешки «син-гэн бакуро» — не думал, что они еще существуют. Сразу пахнуло родиной.
Молодые люди держатся франтами, все до одного взвинчены и крайне нервозны. Жаль мне их, глупцов! Небось повздорили с домашними и сбежали в город. Болваны!
Мое внимание привлекает один юноша. Он жеманно курит — наверное, так курил какой-то актер в модном фильме...
...Под вечер, истерзанный мыслями о будущем, содрогаясь от ужаса и отчаяния, я выхожу из своей квартиры и, волоча за собой трость, бреду по направлению к парку Уэно. Стоит сентябрь, конец сентября. Мое белое домашнее кимоно не соответствует сезону, и я остро ощущаю себя нелепым белым пятном, разрывающим ночной мрак. От этого становится еще тоскливее, еще более постылой представляется жизнь.
