Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Джон Бенедикт Харрис, американец после развода с женой прибыл в Стамбул в надежде несколько месяцев посвятить изучению старинной арабской архитектуры. Посещая различные исторические места, он случайно обратил внимание на женщину и маленького мальчика. Их поведение вызывало в нем странные чувства, оно словно пророчило ему большие неприятности…
отрывок из произведения:
...С улицы доносились голоса, урчание моторов. Шаги, хлопанье дверей, гудки клаксонов, снова шаги. Квартира располагалась на нижнем этаже, вровень с булыжной мостовой, и не было никакой возможности избежать этих проявлений перенасыщенности жизни в городе. Они накапливались в комнате, как слои пыли, как кипа неотвеченных писем на грязной скатерти стола.
Каждый вечер он перетаскивал стул в заднюю каморку, почти полностью лишенную мебели — комнату для друзей, как ему нравилось думать, — чтобы созерцать оттуда черепичные крыши и черные воды Босфора, дальние огни Ускюдара. Но шум проникал и туда. Он оставался сидеть в темноте, попивая вино и ожидая, когда она придет и постучит в дверь, выходящую в проулок.
Порою он пытался читать: исторические труды, путевые заметки, длинную мрачную биографию Ататюрка. Нечто успокоительное. Иногда даже приступал к письму жене:
Дорогая Джейнис,
Ты, должно быть, гадаешь, что происходит со мной в последние месяцы… Но стоило написать необходимые для начала послания учтивые слова, как он уже не мог решиться сказать, что с ним происходит.
Голоса…
Хорошо еще, что он не говорил на этом языке. Некоторое время он посещал курсы Робертовского колледжа в Бебеке, куда отправлялся на такси три раза в неделю. Но грамматика, построенная на принципах, не имеющих соответствия в известных ему языках, без каких-либо правил, позволяющих отделить глагол от существительного, существительное от прилагательного, не поддавалась наскокам его ума, взыскующего ясной аристотелевской стройности. Он усаживался в глубине класса, в последнем ряду, позади юных американцев, притихших словно заключенные, застывших в нелепых позах, как оплывающие фигуры на полотнах Дали, повторяющих точно попугаи за преподавателем безобидные диалоги, в которых они по очереди исполняли роль то Джона, доверчивого американца, обреченного на улицах Стамбула и Анкары на блуждание и одиночество, то готового помочь ему расторопного Ахмед Бея. И ни один из говорящих не желал признавать то, что становилось все более очевидным с каждым словом, которое, мучительно запинаясь, произносил Джон, — годами подряд плутая по тем же самым улицам, в своей невозможности объясниться они останутся вечной мишенью для насмешек и презрения.
Впрочем, посещение курсов приносило заметную пользу. Оно создавало иллюзию деятельности, выступало неким обелиском, на который можно положить взгляд посреди пустыни очередного дня, нечто, к чему следует двигаться и что потом остается за спиной.
К концу месяца зарядил бесконечный дождь, и это представило хороший повод не выходить из дома. Он исчерпал список основных достопримечательностей города за неделю, но продолжал изыскания даже при неустойчивой погоде. В конце концов он осмотрел все мечети, развалины, музеи, цистерны, указанные жирным шрифтом в Голубом Путеводителе. Он посетил кладбище мечети Эйюба, посвятил целое воскресение крепостным стенам, тщательно изучая, хотя и не читал по-древнегречески, надписи, посвященные различным византийским императорам. И все чаще во время своих экскурсий он встречал женщину или ребенка, или женщину и ребенка вместе, так что уже боялся узнать их во всякой женщине и всяком ребенке, попадающихся на глаза в городе. Этот страх не был необъяснимым...
...С улицы доносились голоса, урчание моторов. Шаги, хлопанье дверей, гудки клаксонов, снова шаги. Квартира располагалась на нижнем этаже, вровень с булыжной мостовой, и не было никакой возможности избежать этих проявлений перенасыщенности жизни в городе. Они накапливались в комнате, как слои пыли, как кипа неотвеченных писем на грязной скатерти стола.
