Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Елена Долгопят начала публиковаться с 1993 года, дебютировав в журнале «MEGA». Печаталась в журналах «Юность», «Знамя», «Дружба народов». Автор повестей «Тонкие стекла», «Физики», «Гардеробщик», многих рассказов, нескольких сценариев. Тонкое чувство слова и ритма сочетается в ее прозе с реалистической точностью и человечностью взгляда на жизнь, текущую здесь и сейчас.
отрывок из произведения:
...Ему казалось, что зерна исчезают в мельнице, превращаясь в запах, что ради этого зерна и существуют. Одно лежало у него в кармане, на память.
Но когда она выдвинула из мельницы ящичек, он увидел, что зерна не исчезли, остался коричневый порошок.
Старая женщина всыпала порошок в медную турку с деревянной ручкой, добавила немного пронзительно белого сахара, пару крупинок соли, налила холодной воды. Она ничего не говорила. Он тоже молчал. Смотрел, как она зажигает спичку и подносит к газовой горелке. За окном угрюмо возвышалась Останкинская башня, ее верхушка скрывалась в мглистом небе. В кухне стоял утренний полумрак.
Она убавила огонь под рассекателем. Старая женщина, с серебряными кольцами на старых пальцах… От кофейного запаха у Вани кружилась голова. Источником запаха казались уже не зерна, а сама женщина, она им пропиталась, и она его источала, вся: ее одежда, темная, с темными же, но мерцающими в полумраке цветами, ее седые волосы, ее глаза, светло-прозрачно-карие. Шапкой приподнялась пена, женщина мгновенно сняла турку с огня и поставила на доску. Опустила ложку и вынула. Пена осела. Женщина вновь поставила турку на огонь, совсем крохотный, — синяя, дрожащая в полумраке корона, то распадающаяся, угасающая, то вспыхивающая ярко.
Перед Ваней на столе стояла белая чашка из тонкого фарфора, прозрачная, так что просвечивали Ванины пальцы, когда он брался за чашку. Брался с трепетом, боясь раздавить. Женщина опрокинула над чашкой дымящуюся турку, и черный, действительно черный, всем черным черный, кофе оказался в белой чашке, и тонкая, хрупкая чашка выдержала, вынесла дымящийся груз. Ваня смотрел в черное, как в бездну.
Женщина погасила огонь и села напротив. Ваня осторожно взял чашку за ручку. Наклонился. Глотнул. Обжег губы. Горький кофе — это не то что горький шоколад или горький перец. Это другая горечь. Или вообще не горечь. Черный вкус. У черного кофе черный вкус, который только в первую секунду можно спутать с горечью.
Ваня проглотил черный кофе, обжегся, поднял на старую женщину изумленные глаза. Ничего подобного с ним не происходило в жизни.
После глотка кофе он забыл себя. В буквальном смысле. Он не помнил своего имени, не помнил лица, не помнил, как и почему оказался на этой кухне, что за башня стоит за окном, в каком он городе, на какой планете. Он знал эти слова: башня, город, планета. Но ничего определенного ему эти слова не говорили, они были пустой оболочкой, без содержания, без смысла. Ничего. Он пошевелил пальцами. Ничего. Будто не он проглотил кофе, а кофе проглотил его, вместе с именем и всей прошлой жизнью.
Женщина сидела перед ним, седая, старая, с кольцами на старых, сухих пальцах.