Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Елена Долгопят начала публиковаться с 1993 года, дебютировав в журнале «MEGA». Печаталась в журналах «Юность», «Знамя», «Дружба народов». Автор повестей «Тонкие стекла», «Физики», «Гардеробщик», многих рассказов, нескольких сценариев. Тонкое чувство слова и ритма сочетается в ее прозе с реалистической точностью и человечностью взгляда на жизнь, текущую здесь и сейчас.
отрывок из произведения:
...Я знаю одного человека, который пытался выработать в себе чувство юмора. Он с детства не смеялся. И не шутил. Он был очень серьезный. Пожалуй, даже мрачный. При этом душевно ранимый, умный, образованный, желчный. И мог понять другого человека, войти в его положение. Впрочем, не всегда. Дело в том, что он был очень нервный, и нервность порой мешала ему прислушаться к другому. Не знаю, закономерно это или нет, но он был нелюбимым ребенком в семье. Ему казалось, что мать хотела его смерти. И даже специально не давала ему лекарство, когда он болел. Но он выжил. Впрочем, была тетка, папина сестра, которая его любила, и он тоже ее любил, и хранил ее фотографию, которую сам снял, а он был фотографом. Хранил эту ее фотографию и хранил все остальные ее фотографии, которые сделал не он, а другие люди, любители. И хранил память о ней. Он был еще и сентиментальным человеком.
Как-то раз в редакции одна симпатичная ему женщина сказала, что если он не хочет умереть в сорок лет от язвы желудка или рака, ему нужно научиться шутить.
Но вот как научиться шутить? Этого он не знал. Но решил попытаться. Для начала он решил находить в собственной жизни и в жизни знакомых, и в жизни, которой он невольно бывал свидетелем, потешные, комические или фарсовые ситуации. Это ему казалось возможно. Ему казалось, что он прекрасно видит смешные стороны жизни. Ведь даже историю с лекарством, которое ему не дала его мать можно было рассмотреть как смешную историю. В конце концов все зависит от точки зрения. И он задумался, как же можно смешно рассказать эту историю? Ехал в автобусе, смотрел в окно и думал.
Смотрел, думал, видел в окне свою мрачную физиономию и никак не мог изобрести способ рассказать смешно о себе и своей матери. Ехать было долго, и он много вспомнил эпизодов, и всё печальных, и вспомнил в конце концов, как его мать умирала в больнице, совершенно измученная. И только он, ненавистный сын, навещал ее в больнице, и сам за ней убирал, а когда не мог, когда работал, убирала медсестра, которой он платил, а его родная сестра, которую мать боготворила, не навестила ее ни разу. Сестра объяснила на похоронах, что ей невмоготу было видеть это разлагающееся живое тело, она бы потом не могла спать, к тому же мать и не узнавала никого, какая разница.
И он подумал, что это, пожалуй, смешная ситуация. В некотором роде – смешная.
Он ехал в автобусе на работу. В кафе «Звездочка». Там была в этот вечер свадьба, он фотографировал.
Во время работы он практически не слышал, о чем говорят, даже музыки не слышал, когда начинались, скажем, танцы, и то, что танцы начались, даже не понимал. Он вообще не понимал, что происходит, он и людей-то не видел, которых фотографировал, во всяком случае, он их не помнил и не мог бы потом рассказать, кто там был, как выглядел, чем занимался...
...Я знаю одного человека, который пытался выработать в себе чувство юмора. Он с детства не смеялся. И не шутил. Он был очень серьезный. Пожалуй, даже мрачный. При этом душевно ранимый, умный, образованный, желчный. И мог понять другого человека, войти в его положение. Впрочем, не всегда. Дело в том, что он был очень нервный, и нервность порой мешала ему прислушаться к другому. Не знаю, закономерно это или нет, но он был нелюбимым ребенком в семье. Ему казалось, что мать хотела его смерти. И даже специально не давала ему лекарство, когда он болел. Но он выжил. Впрочем, была тетка, папина сестра, которая его любила, и он тоже ее любил, и хранил ее фотографию, которую сам снял, а он был фотографом. Хранил эту ее фотографию и хранил все остальные ее фотографии, которые сделал не он, а другие люди, любители. И хранил память о ней. Он был еще и сентиментальным человеком.
