Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Домбровский Юрий Осипович (1909-1978) — советский писатель, поэт, публицист. Более 20-ти лет провел в ссылке и лагерях. Практически не издавался в СССР. Основная тема творчества: противостояние тоталитарного общества и индивидуального человека с его нравственными и моральными ценностями. Проза Домбровского посвящена событиям и настроениям действительности, в ней звучит социальная тема. Ряд романов принесли автору известность, среди них «Обезьяна приходит за своим черепом», «Факультет ненужных вещей», «Хранитель древностей» и др.
Юрий Домбровский — один из самых сильных русских прозаиков XX века, человек трагической судьбы, переживший несколько арестов и ссылок, но не сломавшийся.
отрывок из произведения:
...В начале апреля 1937 года в один из ярчайших, сверкающих стеклянным блеском дней — как же отчетливо я его помню! — вдруг определилась моя судьба. Я наконец, как тогда говорили, «насмелился» — явился в редакцию альманаха «Литературный Казахстан» и положил перед секретарем редакции свой первый опыт — «роман» «Державин». Оба эти слова приходится сейчас поневоле брать в кавычки — в моем «романе» было не то 40, не то 45 страниц, на большее меня тогда не хватило.
Редакция альманаха, «Литературный Казахстан» помещалась в дощатом доме в половине небольшой комнаты, узкой и вытянутой, как коридор.
В Алма-Ате тогда стояло много вот таких времянок — не то дач, не то бараков — остатков первого строительства конца 20-х годов, тех лет, когда сюда перенесли столицу Казахстана.
Город бурно рос — не так давно был закончен Турксиб, развертывалось огромное строительство, на пустырях и казачьих полигонах вдруг возникали жилые корпуса, правительственные учреждения, многоэтажные школы; были построены здания телеграфа, Совнаркома, Дом наркоматов (в нем помещалось их сразу несколько), гостиница, управление Турксиба, но и старые лубяные коробочки тоже стояли нетронутыми. Так вот именно в такой постройке рядом со сберкассой наискосок парка и собора и размещалась редакция.
В первой половине комнаты сидела профсоюзная секретарь-машинистка и печатала свои сводки, во второй же половине, у окна, выходящего на двор, висела написанная от руки картоночка: «Редакция литературно-публицистического альманаха». В то время его штат состоял из ответственного редактора М. Каратаева, ответственного секретаря Ивана Бочарникова и заведующего прозой Гайши Шариповой. Вот эти три человека и делали альманах. Я до сих пор вспоминаю о каждом из них с чувством глубокой благодарности. Ведь именно они поочередно держали в руках мой первый литературный труд — те сорок листков, перепечатанных на машинке, которые я с великой развязностью (и со смешком даже) принес и выложил на стол.
— Что это? — спросил ответственный секретарь Ваня Бочарников, листая мою немощную рукопись.
Был он полный, добродушный, по виду рыхловатый, а на самом деле очень крепкий и, как мне сейчас кажется, походил на Пьера Безухова, или — еще ближе (хотя и специальнее) — на изобретателя первого электромагнитного телеграфа Шиллинга, как его однажды нарисовал Пушкин.
— Роман? — он поглядел на меня с некоторым недоумением. — Так тут же всего сорок страниц? Это о чем же?
Я сказал.
— О юности поэта Державина.
— Как Державина?
Тут он вскинул кудластую голову, и в его добродушных и умных глазах так и запрыгали смешинки...
...В начале апреля 1937 года в один из ярчайших, сверкающих стеклянным блеском дней — как же отчетливо я его помню! — вдруг определилась моя судьба. Я наконец, как тогда говорили, «насмелился» — явился в редакцию альманаха «Литературный Казахстан» и положил перед секретарем редакции свой первый опыт — «роман» «Державин». Оба эти слова приходится сейчас поневоле брать в кавычки — в моем «романе» было не то 40, не то 45 страниц, на большее меня тогда не хватило.
