Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Журналист Росляков, вернувшись с работы домой, находит на кухне труп приятеля с простреленной головой. Как быть, кто поверит, что он не имеет отношения к убийству? Росляков перетаскивает труп в ванну, чтобы потом тайно вывезти покойника за город. Но это легче сказать, чем сделать...
отрывок из произведения:
...Пресс-секретарь хотел уступить дорогу начальнику, но Марьясов подтолкнул его вперед, сам прошел следом и, на секунду зажмурившись от ярого света, остановился на пороге, потопал ногами, стряхивая снег с ботинок. Посередине комнаты привязанный бельевой веревкой к креслу с прямой спинкой и вытертыми до белой деревянной фактуры подлокотниками, сидел бывший порученец и курьер Сергей Лысенков. Он медленно повернул голову в сторону вошедших, слизнул языком кровь с верхней рассеченной надвое губы, сглотнул слюну и ничего не сказал. Его лицо, будто смазанное куриным жиром, блестело под пятирожковой стеклянной люстрой, отсвечивало синюшными кровоподтеками и ссадинами. Разорванная на груди и плече рубашка, замаранная кровью и неизвестного происхождения грязью, выползла из брюк. Над курьером, сжав тяжелые кулаки, нависал мрачной тенью Игорь Васильев.
— М-да, я вижу, вы тут уже хорошо поработали, — неизвестно к кому обратился Марьясов. — И каков результат? — на этот раз Марьясов, посмотрел на Васильева, адресуя вопрос ему.
— Результат? — Васильев тронул за плечо Лысенкова. — Сам пусть скажет. Пока он ещё может говорить.
Марьясов сделал несколько шагов вперед, в центр комнаты. Он заглянул в лицо Лысенкова и поморщился.
— Ты можешь говорить? — спросил Марьясов и отвел глаза в сторону.
Лысенков закряхтел, повел из стороны в сторону головой, пошевелил кистью правой руки. Марьясов повторил вопрос.
— Могу говорить, язык мне ещё не вырезали, — Лысенков сплюнул кровью на дощатый крашенный пол. — Но я уже все сказал, чего знаю, все сказал. Сто раз все повторил слово в слово.
— Значит, повтори это мне в сто первый раз.
Чтобы отогнать противный удушливый запах, Марьясов закурил. Голубой прозрачный дым поднялся вверх под потолок, к запыленным плафонам стеклянной люстры. Табак почему-то горчил, сушил рот. Марьясов бросил сигарету на пол и раздавил её каблуком ботинка.
— Пусть мне развяжут руки, у меня болят руки, — попросил Лысенков. — Хватит меня мучить.
— Тебя больше не тронут пальцем, только скажи правду, — Марьясов провел рукой по голове, почувствовав под пальцами влагу запутавшихся в волосах растаявших снежинок. — Давай по порядку, все как было. Итак, вечером я тебе позвонил, попросил развести по домам гостей семинара. Позвонил именно тебе, потому что ты отогнал к своему дому микроавтобус. Так? У тебя же находился кейс, который ты должен был на следующий день доставить в Москву. Так? Ну, отвечай.
— Так, — Лысенков наклонил голову набок, вытер плечом кровоточащие губы. — Я на микроавтобусе ждал этих людей возле дворца культуры. Потом они вышли.
— Дальше, что дальше?
— Дальше четверо мужиков сели в машину, я уж трогаться хотел, но тут прибежал этот певец из кабака, Головченко, — Лысенков снова сплюнул на пол. — Он вышел первым, у своего дома. Остальных я довез до Москвы.
— А как в автобусе очутился кейс?
— А где мне его было оставить? — Лысенко шевелил языком с видимым усилием. — Хотел в подпол спрятать. А потом черт дернул взять с собой. Виноват. Скажите ему, — он кивнул на Васильева, — пусть меня больше не мучает. Пусть он мне развяжет руки.
Марьясов сердито засопел.
— Как получилось, что чемоданчик исчез? Ты можешь мне это объяснить?
— Не могу, — Лысенков помотал головой. — Перед Москвой, у самой окружной показалось, что заднее колесо жует резину. Я остановился и вышел из автобуса. Заменил колесо, и мы поехали дальше. Чемоданчик лежал на переднем сидении рядом со мной, а они все сидели сзади, в салоне. Это до того, как я менял колесо. Когда я вернулся, не обратил внимания на чемоданчик. Не посмотрел, на месте ли он. Я виноват. Но пусть меня больше не мучают, — Лысенков заплакал...