Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Писатель, поэт, общественный деятель, классик французской литературы ХХ столетия.
Родился в Париже. В годы первой мировой войны изучал военную медицину. Во время учебы познакомился с Андре Бретоном, вместе с которым позднее стал выпускать литературное обозрение «Литтератюр».
Был активным участником движения дадаистов, впоследствии стал одним из ведущих французских сюрреалистов. В 1931 году побывал в СССР, после чего порвал с сюрреалистами и вступил в коммунистическую партию.
Во время второй мировой войны был арестован нацистами, но бежал из тюрьмы и примкнул к движению Сопротивления. В эти годы были написаны его лучшие произведения, как прозаические, так и поэтические.
В 1954 году Луи Арагон был удостоен Ленинской премии мира. Долгие годы возглавлял журнал «Les Lettres Fransaises».
отрывок из произведения:
...Жена Дорена была в положении, когда Ивонна как-то вечером вздумала привести меня к брату. Мне нужно было во что бы то ни стало взять интервью у «человека с улицы», уж не помню, о чем и для какого иллюстрированного еженедельника, но на свой вежливый вопрос я получил такие идиотские ответы от трех или четырех нахальных прохожих на улице Пикпюс, на Итальянском бульваре и площади Мобср. что совсем пришел в отчаяние. Ну так вот. Ивонна, фотограф (некий Протопопов, как мне помнится, сын какого-то генерала) и, разумеется, я сам отправились втроем, захватив фотоаппарат и лампу-вспышку, в Булонь-Бианкур, к ее брату. Там мы застали Эмиля, уже довольно кругленькую Розетту и ее сестру с мужем, высоким блондином в кожаной куртке, который, как и его жена, работал у «Рено», вроде бы кузнецом, человеком довольно молчаливым, лет под тридцать. Ну а Эмиль был просто великолепен. Я уже и не помню, о чем шла речь и что он отвечал, но он был просто великолепен. Все выпили по стаканчику. Я между делом повздорил с его шурином, тот был явно коммунистом, и мы, само собой, раза два-три сцепились.
Эмиль признался мне, что решил купить в рассрочку тандем для себя и жены, когда у них родится ребенок.
На тандеме я и увидел их снова, уже весной, они ехали под палящим солнцем в сторону Шампань-сюр-Сэн.
— Эй, мсье Жюлеп!
Эмиль подробно объяснил мне конструкцию своего нового двухместного коня: и где переключение скоростей, и то, и се... Я вежливо спросил, как поживает его шурин; после февраля 1934 года наступили очень беспокойные времена. Но Эмиль уклонился от разговора о политике, он был слишком поглощен своим тандемом.
В следующий раз я встретил его в Монлери на велогонках за лидером. Но Эмиль считал, что это мура. Несерьезно. Ему хотелось бы сопровождать гонки Париж-Ницца, но он не сможет из-за работы на заводе. Гонки должны состояться в тридцать пятом году. Встречал я его еще не раз на дорогах, теперь наша парочка возила на тандеме своего младенцамальчик, вылитый папаша, сидел в маленькой корзинке, привязанной к рулю.
Потом у них родился еще один ребенок-девочка, это было уже в тридцать шестом, во время стачек. Я увидел Эмиля на одном из тех невероятных митингов-концертов на занятых рабочими заводах, куда звезды эстрады приходили петь для бастующих.
Казалось, он веселился от души.
— Как, Эмиль, и вы среди забастовщиков?
— А как же, мсье Жюлеп, надо поступать так же, как все.
Нельзя предавать своих товарищей.
Должно быть, то было влияние его шурина.
И еще раз я встретил его на Зимнем Велодроме. Как-то наткнулся на него в салоне выставки автомобилей. Заметил его издали в Клиши на очередной велогонке Париж-Рубе, и мы помахали друг Другу рукой. Вскоре моя газетенка организовала велогонки по кругу, а меня назначили распорядителем; я метался на старте с трехцветной нарукавной повязкой и кучей значков на лацканах и тут услышал, как меня кто-то окликнул:
— Эй, мсье Жюлеп!
Это были Эмиль и ею жена, оба нисколько не изменились, только Розетта казалась чуточку усталой. Они решили усыновить испанского ребенка, но не знали, имеют ли право взять его, живя в Париже...
— Зачем вам взваливать себе на шею чужого ребенка, вы что, в своем уме?
Она улыбнулась и сказала:
— Там, где хватает на двоих, хватит и на троих...
На сей раз уж, ясное дело, это шурин вбил им в голову такую мысль. А как, кстати, его дела? Они уже давно его не видели...