Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Александр Борисович Чаковский русский советский писатель, общественный деятель, Герой Социалистического Труда (1973). Член КПСС с 1941. Кандидат в члены ЦК КПСС с 1971. Родился в семье врача. Окончил Литературный институт имени М. Горького (1938). Печататься начал в 1937 как критик. Первое художественное произведение — трилогия, посвященная подвигу Ленинграда в Великой Отечественной войне: «Это было в Ленинграде» (1944), «Лида» (1945), «Мирные дни» (1947). Своеобразный лирико-публицистический стиль трилогии нашёл дальнейшее развитие в романе «У нас уже утро» (1949; Государственная премия СССР, 1950), проникнутом пафосом социалистического преобразования Южного Сахалина в послевоенные годы. Морально-этические проблемы советского общества и пути молодой технической интеллигенции — тема романов «Год жизни» (1956) и «Дороги, которые мы выбираем» (1960). Автор повестей «Свет далёкой звезды» (1962), «Невеста» (1966). Наиболее крупное произведение — роман «Блокада» (кн. 1-5, 1968-75; Ленинская премия 1978), в котором дана широкая картина битвы за Ленинград, осмысляется историческое значение этой битвы в общем ходе войны, показывается морально-политический превосходство советских воинов над противником. Чаковский выступает и как острый публицист (книга «Блаженны ли нищие духом?», 1970). Главный редактор журнала «Иностранная литература» (1955-1963) и «Литературной газеты» (с 1962). Секретарь Правления СП СССР (с 1962). Депутат Верховного Совета СССР 7-9-го созывов. Награжден двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 2 другими орденами, а также медалями.
отрывок из произведения:
...Это было ночью. Я проснулся от грохота отодвигаемой двери. Кто-то шарил по стене, отыскивая выключатель. Зажёгся свет. Приехали из частей Венцель и Губин. Они ещё не сняли вещевые мешки с плеч. У них были красные, разгорячённые лица, и, когда они говорили, изо рта шёл пар.
Венцель был, видимо, в хорошем настроении. Он стал стягивать мешок, напевая песенку. Он пел всегда только одну песенку, вставляя в текст отсебятину. Получалось так: «Но ты уйдёшь... – куда ты уйдёшь? – холо-одной и далёкой... укутав сердце – во что? – в ме-ех и шиншил-ла...» В редакции его считали специалистом по юмору. Он вообще был весёлым, обаятельным человеком. В него влюблялись и женщины и мужчины. У него были волосы с проседью, детское лицо и надутые губы. Ему было сорок лет. Во сне он иногда стонал и всхлипывал: «Ах, мама моя...» – Вставай, – сказал Венцель, – вставай и благодари.
Он вытащил из мешка флягу.
– Письмо получил? – спросил Губин. Он был уже навеселе.
– Нет, – ответил я.
– Ну, получишь, – сказал Губин. – Почта виновата. Письма возят теперь через Ладогу.
Водка ударила мне в голову, стало легко, и всё вокруг потеряло глубину.
– Я знаю об одном случае, – сказал Венцель, – слушай меня, я знаю. Что? Это вот... – Он всегда вставлял «это вот» между фразами. – Ты слушай меня. Я встретил одну женщину. У неё сын на фронте. Полгода не писал. А потом – бац – десять писем подряд. Это всё почта. Ты слушай меня...
Я слушал его и верил. Я верил во что угодно, кроме одного. В это я не мог поверить.
– Конечно, это почта, – сказал я.
– А теперь будем спать, – предложил Венцель.
– Нет, я сначала прочту стихи, – сказал Губин.
– Завтра прочтёшь, – оборвал его Венцель.
– Нет, сегодня! – крикнул Губин.
– Пусть прочтёт сегодня, – примирительно сказал я и полез к себе на полку.
Губин начал декламировать Блока. Первые строфы я слышал. А потом заснул...