Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Борис Лукьянович Солоневич (2 (15) февраля 1898, Гродненская губерния, Российская империя-24 февраля 1989, Глен-Кове, Лонг-Айленд, США) — русский писатель и общественный деятель. Получил медицинское образование. Вместе с братом, известным русским философом Иваном Солоневичем писал публицистические очерки. В 1912 году вступил в скаутскую организацию, где дошёл до звания старшего скауматера.
Во время революции эвакуировался в Константинополь, но вскоре вернулся в Крым, где продолжил скаутскую деятельность. Работал в Американском Красном кресте. Несколько раз арестовывался. Наконец, был отправлен в концлагерь на Соловецких островах. Профессиональные занятия спортом позволили Борису Солоневичу вместе с братом и племянником, также отбывавшими наказание в концлагере, совершить 8 августа 1934 года побег в Финляндию. После двух лет жизни в Финляндии в 1936 году Борис Солоневич переезжает в Софию, где участвует в издании газеты «Голос России», редактором которой был Иван. В газете он печатает, в частности, статьи об истории скаутского движения в России и репрессиях против него советской власти.
В 1938 году переезжает в Германию, а в 1945 году — в Бельгию. Там он с 1950 году издаёт журнал «Родина». Вскоре Борис Солоневич переезжает в Нью-Йорк, где продолжает выпуск журнала (до 1978 года).
К концу жизни потерял зрение. Скончался в доме престарелых Глен-Кове на Лонг-Айленде. Похоронен в г. Ново-Дивееве (пригород Нью-Йорка).
отрывок из произведения:
...На палубe американскаго миноносца пусто. В жизни его кочующаго по морям маленькаго мiрка этот берег — только один из многих.
Я стою на бакe, незамeтно для самого себя крeпко впившись руками в поручни, и не слышу ровнаго гула машин и не чувствую ритмичнаго покачиванiя судна. Из утренняго тумана выплывает земля моей Родины...
Я с жадностью смотрю, как растут и ширятся очертанiя крымскаго берега, как в свeтло-сиреневой дымкe все яснeе вырисовываются острые пики гор и выползает покрытый лeсом, как густой шерстью, массив каменной глыбы — Аю-Дага.
И никогда — ни раньше, ни потом — я не чувствовал так остро и так жадно тяги к Россiи, как тогда, 16 лeт тому назад, возвращаясь из Константинополя в Крым. 10 Из Севастополя, кипeвшаго жизнью и бодростью и находившаяся тогда под властью бeлых, мнe пришлось выeхать по дeлам Американскаго Краснаго Креста на нeсколько дней в Константинополь, и там неожиданное извeстiе о начавшейся эвакуацiи армiи ген. Врангеля ошеломило меня. Передо мной во всей своей трагичности встал вопрос — оставаться ли на чужбинe или возвращаться на Родину, под чьей бы властью она ни была.
В душe разыгралась буря мучительных противорeчiй. Побeдило желанiе остаться на родной землe, раздeлить с другими тревоги и опасности будущаго, продолжить свою работу и свою борьбу на пользу Родинe, и вот быстроходный американскiй миноносец несет меня обратно к русским берегам...
Все ближе... Вот уже видны сползающiя к морю ялтинскiя улицы, бeлая колонна маяка, длинная коса гранитнаго мола.
Мимо проходит нeсколько пароходов, наполненных пестрой массой бeженцев. Порт кипит странным оживлеленiем. Груды ящиков, тюков и бочек безпорядочной кучей навалены на молу и у пакгаузов. Суетящiеся люди торопливо и словно украдкой снуют между зданiями, появляются то здeсь, то там, что-то носят, что-то грузят, но во всей этой лихорадкe чувствуется что-то странно нездоровое... Изрeдка гремят одиночные выстрeлы, еще болeе усиливая тревожное впечатлeнiе от всей картины.
Гул машин ослабeвает, и миноносец пришвартовывается к бочкe. Группы матросов собираются на палубe, дожевывая завтрак, и с любопытством толпятся у поручней, оживленно обмeниваясь мнeнiями о непонятных для них событiях, творящихся в этой странной, громадной странe — Россiи.
За моей спиной появляется черная физiономiя негра-кока.
— Сэр, капитан просит вас к себe, — дружески оскаливая бeлые зубы, говорит он.
В кают-кампанiи молодой стройный розовощекiй капитан, выглядящiй почти юношей, привeтливо встрeчает меня. 11 Счастливец! Душа его спокойна. Долг — ясен и прост. Он только мимохожiй зритель, а не участник разыгрывающейся на одной шестой части мiра драмы...
— Я, к сожаленiю, не могу доставить вас в Севастополь. По моим свeдeнiям эвакуацiя там уже заканчивается. Мнe приказано идти в Керчь, а потом — обратно в Константинополь. Я знаю, что вы наш сотрудник и начальник скаутов. И, если хотите, мы доставим вас обратно.
Но мучительные часы утренняго раздумья уже сзади.
— Спасибо, капитан. Но я хотeл бы высадиться на берег.
— Но вы знаете, — серьезно предупреждает американец, — что вам придется столкнуться с большевиками. А это дeло, говорят, не шуточное. Вы сильно рискуете.
— Я знаю все это... Но как бросить Родину в несчастьи? Может быть, молодыя силы ей еще пригодятся... У нас в Россiи, капитан, говорят: чему быть — того не миновать!
— Ну что-ж, ваше дeло... Я прикажу подать катер... Прощайте, — тепло и задушевно говорит он, крeпко пожимая мнe руку. — И... и, знаете что? — на вашем мeстe я поступил бы точно так же...
Катер мчит меня к молу... Послeднiе метры, а там — какая-то новая жизнь. Наконец — легкiй толчок, «good luck!» молоденькаго лейтенанта, и я в Россiи.
Впереди новая эпоха, суровая и яркая. А опасности? Ну, так что-ж? Развe мнe не 20 лeт?..
«хуже ваша оценка лучше»
...На палубe американскаго миноносца пусто. В жизни его кочующаго по морям маленькаго мiрка этот берег — только один из многих.
