Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Россия. Конец XIX века. Террористы-народовольцы приговорили царя-освободителя Александра II к смерти. Начинается кровавая охота на русского императора. Однако вся мощная охранительная система империи не в силах защитить государя. Царя окружила незримая сеть предательства, нити которого тянутся очень высоко. И террористы – лишь орудие в руках заговорщиков. Но заговору противостоят члены таинственной лиги, цель которой – сохранить монархию. Сохранить империю. И не дать стране впасть в бездну анархии и безвластия. Кому выгодно убийство императора? Кто или что торопит убийц? И почему через полвека Сталин приказал отыскать оставшихся в живых членов лиги?
отрывок из произведения:
...И вдруг — всё опрокинулось.
Опрокинулись лошади. Упал, сбитый с козел, ординарец. Раскинув руки, опрокидывался с ломавшей ноги лошади конвойный казак. И еще — какой-то разносчик с корзиной. Корзина перевернулась, из нее поползли окровавленные куски мяса...
Белый дым.
Протяжно и страшно ржали лошади. Это ржание пробивалось даже сквозь вату, которая, казалось Рысакову, намертво забила ему уши. Он стоял, пошатываясь и поводя вокруг себя невидящими глазами. Он видел раскрытый, кричащий рот кучера, но не слышал крика, и думал, что кучер — просто немой, только об этом Рысакову не сказала «Блондинка», Соня Перовская. Это тот самый лейб-кучер, лейб-гвардии кучер... Как бишь его? Фрол. Фрол Сергеев. А рядом с кучером, согнувшись, сидел ординарец, и почему-то закрывал лицо красными мокрыми руками, и тоже кричал — сквозь пальцы.
Потом Рысаков увидел снег и снова подумал о вате, забившей уши. Вата была такой же серой, мокрой и рыхлой. И, наверное, с такими же пятнами крови, пропитавшими снег.
Дым рассеивался, качаясь. И сам Рысаков качался, не понимая ещё, что это качают его люди, насевшие сзади, облепившие с боков. И голоса, наконец, стали пробиваться сквозь вату всё отчетливее, всё злее.
Сначала что-то несуразное: «Якин! Якин!» Потом разобралось. Голос, привыкший к повелительным интонациям, голос, знакомый половине России, на этот раз дрожал:
— Кулебякин! Ты цел? Кулебякин!..
И, наконец, — многоголосое:
— Царя убили! Царя! Вот этот и убил, с узелком. Я и думаю, куды это господин с узелком-то? Неужто на канал, в прачечную?
— А кто такой?
— Да вот этот!
— Гляди, гляди, как бы не убёг...
— А в узелке у него, говорю, она самая и есть.
— Бонба?
— Ну!
— Скубент, наверное... А вот я ему сейчас...
И сейчас же сердитый, но какой-то плаксивый голос вмешался:
— Отставить! Держать крепче! Вон государь!
И действительно, тёмная фигура в долгополой шинели вышла из разбитой, осевшей назад кареты, появилась сквозь оседающий дым. Фигура тоже качалась. И казалось она Рысакову не просто высокой, — громадной.
Какой-то человек в порванном мундире бросился к государю. И, пригнутый к земле беспощадным кулаком, бившим его в шею, Рысаков расслышал что-то вроде:
— Государь! Вы не ранены? Слава Богу!..
И опять:
— Государь! Благоволите сесть в мои санки!..
«А! Государь!» — подумал Рысаков, и приподнял голову, вывернул шею, чтобы увидеть его — того самого злобного старикашку, о котором ему столько рассказывали, того самого, которого он, Рысаков, почему-то должен был казнить. И тут же понял, что снова может слышать, — и с удивлением услышал сплошной дикий рёв, в котором смешались ржание, стоны раненых, крики сбегавшейся отовсюду толпы.
— Я-то не ранен... — хриплый, слегка дрожащий голос («А! Государь!»). — А вот он...
Император указывал на кого-то, кого Рысаков не мог видеть. И, невероятным усилием справившись с десятком державших его, колотивших по шее, по плечам, по спине рук, выглянул одним глазом из-под мокрых волос. Силился увидеть: кого же он, Рысаков, убил? Дуру-прачку, не вовремя вышедшую полоскать белье с барок-прачечных? Конвойного в черкеске, лежавшего, корчась, ближе к «канаве», как называли Екатерининский канал? И что там за мясо ползёт, извиваясь? Ожившее мясо из опрокинутой корзины?..
...И вдруг — всё опрокинулось.
