Владислав Ходасевич

Владислав Фелицианович Ходасевич - русский поэт, литературный критик, мемуарист. Родился 16 (28) мая 1886 года в Москве в семье фотографа, работавшего в Туле и Москве, который, в частности, фотографировал Льва Толстого. Мать поэта, Софья Яковлевна, была дочерью известного еврейского литератора Якова Александровича Брафмана (1824—1879), впоследствии перешедшего в православие (1858) и посвятившего дальнейшую жизнь т. н. «реформе еврейского быта» с христианских позиций. Однако, сам Ходасевич считал, что наиболее значительная роль в духовном воспитании детских лет принадлежала его кормилице, тульской крестьянке Е. А. Кузиной. Неукорененность в российской почве и вместе с тем ощущение своей чуждости польскому менталитету ("России - пасынок, а Польше - не знаю сам, кто Польше я...") создали особый психологический комплекс, который ощущался в поэзии Ходасевича с самой ранней поры.
В Москве одноклассником Ходасевича по Третьей московской гимназии был Александр Яковлевич Брюсов, брат поэта Валерия Брюсова. На год старше Ходасевича учился Виктор Гофман, сильно повлиявший на мировоззрение поэта.
По окончании гимназии Ходасевич поступил в Московский университет — сначала на юридический факультет, потом на историко-филологический. В 1905 году он женится на Марине Эрастовне Рындиной. Брак был несчастливым — уже в конце 1907 года они расстались. Часть стихотворений из первой книги стихов Ходасевича "Молодость" (1908) посвящена именно отношениям с Мариной Рындиной. Эту книгу он впоследствии считал крайне незрелой, более снисходительно оценивая второй свой сборник "Счастливый домик" (1914).
За годы, прошедшие между написаниями этих двух книг, Ходасевич стал профессиональным литератором, зарабатывающим на жизнь переводами, рецензиями, фельетонами и др.
В автобиографическом фрагменте "Младенчество" (1933) Ходасевич придает особое значение тому факту, что "опоздал" к расцвету символизма, тогда как эстетика акмеизма осталась ему далекой, а футуризм был решительно неприемлем. Тем не менее раннее творчество Ходасевича позволяет говорить о том, что он прошел выучку Валерия Брюсова, который, не признавая поэтических озарений, считал, что поэтическое вдохновение должно жестко контролироваться знанием тайн ремесла, осознанным выбором и безупречным воплощением формы, ритма, рисунка стиха. Одна из главных тем Брюсова - взаимоотношения искусства и жизни, тоже построенной как художественный текст, - находит многочисленные отзвуки у Ходасевича, который, однако, решительно отвергает идею превращения реальных жизненных отношений в феномен искусства, безразличного к этическим оценкам и отвергающего суд морали.
Рано появившиеся у Ходасевича предчувствия ожидающих Россию потрясений побудили его с оптимизмом воспринять октябрьскую революцию, однако отрезвление пришло очень быстро. Мысли и переживания, связанные с войной и революцией, отразились в книге стихов "Путем зерна" (1920, переработанное издание, 1922), где идея умирания ради нового рождения приобретает отчетливый трагический оттенок.
В первые пореволюционные годы Ходасевич вел занятия с молодыми литераторами, входившими в московский Пролеткульт, заведовал московским отделением организованного Максимом Горьким издательства "Всемирная литература". В начале 1921 года переехал в Петроград, получив жилье в "Доме искусств", который стал своего рода коммуной для ученых и писателей, оставшихся в северной столице. Там произошло знакомство с Н. Берберовой, его спутницей в первое эмигрантское десятилетие, начавшееся отъездом в Ригу по командировке, подписанной А. В. Луначарским.
В эмигрантской среде Ходасевич долгое время ощущал себя таким же чужаком, как на оставленной родине. Живя в Берлине, а затем в Сорренто, Ходасевич был главной фигурой "Беседы" - журнала, задуманного Горьким как стоящее над политикой издание, должное восстановить единство русской культуры, расколотой отношением к революции. Прекращение этого издания, которое было запрещено к ввозу в СССР и закрылось из-за отсутствия средств, совпало для Ходасевича с необходимостью либо продлить, либо вернуть свой советский паспорт. В 1925 году он уезжает в Париж, сделав окончательный выбор в пользу эмиграции, так как "при большевиках литературная деятельность невозможна".
Ходасевич стал (вместе с М. Алдановым) редактором литературного отдела газеты Керенского "Дни", печатался в "Последних новостях", а с 1927 года до конца жизни возглавлял литературный отдел газеты "Возрождение", где еженедельно публиковались его обширные материалы о современной литературе эмиграции и метрополии, а также о русской классике. Как поэт Ходасевич печатается все реже, постепенно уверившись в том, что поэзия, которая вынуждена иметь дело с современной действительностью, лишается творческой силы, тогда как оставаться вне своего времени или над ним она не в состоянии. Решимость "омертвелою душой / В беззвучный ужас погрузиться / И лиру растоптать пятой" далась Ходачевичу ценой большого страдания, но к 1927 году, когда вышла его итоговая книга "Собрание стихов" (1927), Ходасевич уже покинул поэзию.
В Берлине вышел переработанный и исправленный сборник "Тяжелая лира" (1923; петербургское издание 1922 года автор считал дефектным), в котором главенствует образ Петербурга эпохи краха всего привычного уклада жизни. Тогда же, в Берлине, были написаны многие стихотворения большого цикла "Европейская ночь", который появился в печати как часть "Собрания стихов", куда не включены стихи из двух первых сборников Ходасевича.
Тема "сумерков Европы", пережившей крушение цивилизации, создававшейся веками, а вслед за этим - агрессию пошлости и обезличенности, главенствует в поэзии Ходасевича эмигрантского периода. Вместе с тем его обращение к злободневным социальным мотивам, ставшее для многих неожиданным, не заглушает другие лирические сюжеты, непосредственно им соотносимые с поэзией пушкинской плеяды. Среди таких сюжетов особенно важен тот, который сопрягается с неутоленной мечтой об органичном единстве действительности и культуры, с переживанием резкой дисгармонии мира.
Заветы Пушкина остаются для Ходасевича непреложными и в его оценках явлений современной литературы, а также в отстаиваемом им понимании сущности русского классического наследия. Свои взгляды Ходасевич отчетливо сформулировал в споре с Г. Адамовичем относительно ценности литературы как эстетического явления (для него непреложеной) или как "человеческого документа", на чем настаивал оппонент. Ходасевич доказывал, что нет поэзии, если исчезают целостность и единство личности автора, которые находят для себя выражение не в "исповеди", но в сложно и органично построенной системе художественных приемов, которые передают мирочувствование художника. В ходе полемики, ставшей крупным событием литературной жизни Зарубежья в середине 1930-х годов, Ходасевич еще раз напомнил об аксиоматичном для него понимании русской поэзии не только как творчества, но как подвига духа, "единственного дела всей жизни".
К 100-летию со дня гибели Пушкина ожидалась его биография, которую должен был написать Ходасевич, опираясь на свою раннюю работу "Поэтическое хозяйство Пушкина" (1924). Однако были написаны лишь несколько фрагментов, вошедших в переработанное издание старой книги, которая вышла под заглавием "О Пушкине" (1937) и строилась на предположении, что стихи Пушкина в конечном счете "почти всегда дают обильный материал для биографии". Та же предпосылка была положена в основу книги "Державин" (1931), в предисловии к которой сказано, что биографический роман - жанр гибридного типа и оттого бесперспективен, так как биографу "дано изъяснять и освещать, но отнюдь не выдумывать". Строго следуя фактам, Ходасевич стремился показать своего героя и как поэта, и как государственного деятеля, поскольку для Державина поэзия и служба являлись "как бы двумя поприщами единого гражданского подвига": это в своем роде единственный пример единства вдохновения и долга.
За несколько недель до смерти Ходасевича вышла его книга воспоминаний "Некрополь" (1939), для которой им отредактированы и дополнены мемуарные очерки о ярких личностях Серебряного века (Валерий Брюсов, Александр Блок, Максим Горький, Андрей Белый, Николай Гумилев, М. Гершензон и др.), которые появлялись в периодике с 1925 года. Стараясь не касаться политики, автор показал эпоху, когда "жили в неистовом напряжении, в вечном возбуждении, в обостренности, в лихорадке", и создал точный портрет времени, представшего запутанным "в общую сеть любвей и ненавистей, личных и литературных".
В 1930-х годах Ходасевич разочарован как в литературе и общественно-политической жизни эмиграции, так и в СССР, куда отказался возвращаться.
Умер Ходасевич в Париже 14 июня 1939 года.